Фильм «Асса», думаю, помнят многие. Наделав шуму, он стал чуть ли не символом эпохи, а режиссер Сергей Соловьев обрел славу пророка, виртуозно вписавшись своим шедевром в крутые виражи постсоветского искусства. Даже по соловьевским меркам фильм эпатировал общество и потрясал своей глубиной.
Не ошибусь, если скажу, что во многом успеху способствовала музыкальная часть фильма. Советский рок только-только начал выходить из подполья, беспощадно попирая и круша устоявшиеся номенклатурные традиции. «Поколение дворников и сторожей» прочно занимало свое место на сцене. «Чудесная страна», «Плоскость», «Мочалкин блюз» основательно взбудоражили молодые души. Ну и, конечно же - «Хочу перемен!», кульминационный крик Виктора Цоя, ставший гимном поколения конца 80-х.
И все же настоящий переполох в умах и сердцах зрителей вызвала негромкая, но очень пронзительная по свой сути песня «Город золотой». Глуховатый, надтреснутый голос Бориса Гребенщикова, исполнившего ее, подвигнул многих моих сверстников взяться за гитары. Сам автор этих строк, терзая струны, разучивал аккорды завораживающей слух мелодии.
Хорошо помню пластинку, которая увидела свет сразу же после выхода «Ассы» на экраны кинотеатров. Под названием песни «Город» значилось: «Слова - Б. Гребенщиков, музыка - Франческо да Милано (XVI век)». За последние 20 лет эта песня прозвучала примерно на 100 концертах БГ. Плюс – пластинки, кассеты, диски, передачи на радио. Казалось бы, универсальной паре - Гребенщиков-да Милано - суждено бессмертие и неувядающие лавры благодарных поклонников. Но беспощадное время расставило все на свои места.
История этой песни превосходит самые смелые ожидания, ибо все точки над i в вопросе о ее истинном авторстве были поставлены буквально несколько лет назад. Да-да, именно так. Я сам был немало удивлен, когда узнал об этом факте из замечательного исследования, которое провел математик, переводчик, публицист и бард Зеев Гейзель и которое вполне сродни талмудическому. Подробно пересказывать его статью я не вижу смысла. Тот, кто заинтересуется деталями, может заглянуть на сайт israbard.net и поискать эту работу. Там все описано исчерпывающе, а читается на одном дыхании, как детектив.
Как бы парадоксально это ни звучало, но сам БГ никогда на авторство не претендовал. Хотя и не особенно усердствовал в том, чтобы раскрыть имя подлинного автора слов песни. В лучшем случае отделывался загадочным молчанием. Как бы то ни было, автором слов песни «Город золотой» Борис Гребенщиков никогда не был. Хотя слегка модифицировал текст. Но об этом чуть позже.
Почти то же самое можно сказать и о мелодии. Средневековый композитор и виртуоз лютни Франческо Канова да Милано к вышеупомянутой песне вообще никакого отношения не имеет.
Были еще варианты. Из наших современников уверенно называли Алексея Хвостенко, Елену Камбурову, Виктора Алферова и даже поэтессу Юнну Мориц. Неутомимый Гейзель опроверг все эти гипотезы.
Чтобы не утомлять читателя хитросплетениями расследования, скажем: автором мелодии является музыкант Владимир Вавилов, один из самых интересных российских гитаристов-семиструнников пятидесятых-шестидесятых годов 20-го столетия.
Так уж получилось, что мелодия обрела славу и популярность, а имя автора кануло в неизвестность. На то есть ряд причин. Одна из них – несовместимость музыкальных вкусов и стремлений Вавилова с существовавшими тогда стандартами искусства соцреализма. Музыка, которую он сочинял, считалась не совсем той, которую было принято ожидать от советского композитора, и Вавилов не мог издать ничего из того, что писал. Мелодия же, о которой сейчас идет речь, была написана им, им же исполнена и включена в пластинку «Лютневая музыка XVI-XVII вв.», вышедшей на фирме «Мелодия» в 1968 г. Сам Вавилов значится на обложке под скромным амплуа - исполнитель, хотя и является автором практически всех композиций. По словам дочери композитора, Тамары Вавиловой, «отец был уверен, что сочинения безвестного самоучки с банальной фамилией Вавилов никогда не издадут. Но он очень хотел, чтобы его музыка стала известна. Это было ему гораздо важнее, чем известность его фамилии…» Удивительный факт, подтверждающий незаурядность личности Вавилова. Ничем не обусловленная любовь к искусству, готовность пожертвовать личной славой ради бессмертия своего произведения - не такое уж частое явление в среде художников, музыкантов, писателей...
Вернемся, однако, к нашей песне.
Не менее интересна часть исследования Гейзеля, посвященная поиску автора текста. Из самых смелых версий - Рабиндранат Тагор, Александр Пушкин и даже великий мудрец Торы и поэт рабби Йеуда ха-Леви - Гейзель не принял ни одну. И оказался прав. Перевернув горы материала, сопоставив факты и связавшись (виртуально и вживую) с десятком свидетелей и очевидцев, Зеев Гейзель пришел к однозначному выводу: автором этих прекрасных стихов является поэт, прозаик, философ и переводчик Анри Гиршевич Волохонский. Причем, вначале им была услышана мелодия, а уж потом родилось стихотворение.
Но и на этом следопыт Гейзель не остановился. Аллегоричность образов песни требовала объяснений. И объяснение вскоре нашлось.
Для начала, однако, стоит привести аутентичный текст песни, опубликованный в сборнике стихотворений А. Волохонского («Стихотворения», HERMITAGE USA, 1983 г.):
Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою стеной
А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы
Одно как рыжий огнегривый лев
Другое – вол, исполненный очей
Третье – золотой орел небесный
Чей там светел взор незабываемый
и т.д.
Обратите внимание на первую строку. Не «под небом голубым...», как в варианте Гребенщикова, а именно «над небом голубым...» Есть и другие детали, которые в исполнении БГ звучат иначе, но именно эта поправка меняет весь смысл песни. Да и название авторское не «Город» и даже не «Город золотой», а просто - «Рай». Хотя речь и идет о городе, о Городе с заглавной буквы. Точнее – об образе, причем однозначном. К слову, сам автор всегда отрицал наличие какого бы то ни было подтекста: «Вполне реальный образ. Я имел в виду Небесный Иерусалим. Настоящего Иерусалима я тогда (в 1972 г.) еще не видел...» (Спустя год Анри Гиршевич смог это сделать, получив, наконец, разрешение на выезд).
Как же родились у Анри Волохонского подобные видения? Нет, не в результате галлюцинаций или снов. А в результате визитов автора к ленинградскому художнику Борису Аксельроду, мастерская которого в 1970-е и начале 1980-х являлась духовным центром андеграундной культуры Ленинграда. Песня была написана, по признанию Волхонского, в течении 15 минут, «под диктовку Свыше».
В 1972 году Борис Аскельрод получил заказ: сделать мозаичное панно «Небо» для Таврического сада. Тонны (без преувеличения) сине-голубой смальты лежали в подвале художника, ожидая своего часа. А НАД ним, НАД этим голубым небом и царила та фантастическая атмосфера, где рисовались эскизы удивительных зверей, которые и нашли свое отображение в стихотворении Анри Волохонского.
Осталось лишь нанести несколько дополнительных штрихов, чтобы окончательно выяснить – чьи прообразы выведены в песне и каков их первоисточник.
Для этого откроем ТАНАХ, а именно – книгу пророка Йехезкиэля: «И увидел я: вот бурный ветер пришел с севера, облако огромное и огонь пылающий, и сияние вокруг него (облака), и как бы сверкание – изнутри огня. И внутри него – подобие четырех живых существ… И четыре лица у каждого, и четыре крыла у каждого из них… И образ лиц их – лицо человека, и лицо льва – справа у каждого из четырех, и лицо быка – слева у каждого из четырех, и лицо орла у каждого из четырех... И образ живых существ этих подобен огненным углям пылающим… И я увидел живые существа эти, и вот одно колесо внизу у каждого из живых существ этих для четырех лиц его… А ободья их – и высоки они и ужасны, и ободья эти кругом полны глаз у всех четырех» (1, 1:19). Все совпадает. Даже оборот «исполненный очей» в песне процитирован чуть ли не подстрочно - млэйот эйнаим. Разумеется, Анри Волохонский, написавший стихотворение, в те годы не был знаком с оригиналом и вынужден был пользоваться (как и многие из нас) подделкой – христианской библией с переводом на русский, а точнее – одной из ее книг, где присутствует вышеупомянутая сцена. «Пользовался, разумеется, - признается сам автор, - лишь гораздо позже я узнал о том, что текст этот основан на видении Йехзкиэля...» Как тут не вспомнить сцену из фильма «Айвенго»!.. Приговоренная к казни Ревекка читает псалмы Давида. Один из монахов, услышав это, возмущается: «Какая наглость! Она читает НАШИ псалмы!», на что другой замечает: «По правде говоря, до того как псалмы стали нашими – они уже были ЕЕ…»
«Что ж, - пишет Зеев Гейзель, закончив свою грандиозное исследование, - вот мы и подошли к концу нашей истории – светлой и грустной. Светлой – потому что вот уже более 30 лет живет в мире песня, у которой меняли и название, и слова, и музыку, и исполнителей (и даже язык) – а она живет, и поет ее вот уже совсем-совсем новое поколение… Счастливая судьба у песни!
А грустная – по причинам противоположным. Как-то остались в тени ее два подлинных автора... А в сознании народном – и вовсе тишина по их поводу… При всей разнице между судьбами композитора и поэта - есть даже какая-то удивительная параллель между их желанием «главное – чтоб услышали…»
Как бы то ни было, но песня все же «вернулась» к своему Источнику и продолжает звучать, и будет звучать.
АВТОР: Александр Бейсмер
